Летопись прихода

3 апреля нашей прихожанке Лидии Георгиевне Финашиной исполнилось 90 лет. Публикуем рассказ о ее жизни и интервью с Лидией Георгиевной, записанное несколько лет назад и опубликованное в газете "Воздвижение". Многая и благая лета!

Поздравление прот.Владимира

Помилуй, Господи, прости
За то, что веры не имела,
Что шла не по тому пути
И не твои молитвы пела.
 
Благодарю за то, что звал,
И долго, долго ждал ответа,
И плоть, и сердце ограждал
От страшной гибели без света.

Я жизни повернула лист
Услышав твой негромкий зов.
Опасны сети, путь тернист.
Возьми меня под свой покров.

* * *
Молюсь Тебе, благодарю Тебя,
От лика светлого не отрывая взора.
Пусть голос мой, ликуя и скорбя,
Сольется с голосом немолкнущего хора.
За все, что Ты мне дал, благодарю:
За свет и тень, за счастье и страданье.
На строгий лик с надеждою смотрю
И на лампады тихое сиянье.

Л.Г.Финашина

Во искупления греха

Безудержно летит время. Все меньше остается участников Великой Отечественной войны, тех, кто с оружием в руках отстаивал право на жизнь. Сможем ли мы разобраться в ситуации военного времени, расставить верно акценты, понять и почувствовать, что творилось в душах людей, не поддадимся ли на провокации разных новых историков, умаляющих подвиг народный? Память вечна. Сейчас о Великой Отечественной войне рассказывают школьники того времени. На их плечи свалился тяжкий недетский груз - участие в обороне страны. Подростки, еще вчера беззаботно бегавшие по улицам, встали к станкам, рыли окопы, противотанковые рвы. А дети нашего города, делали все это еще и в нечеловеческих условиях. Блокада… Как сохранить себя и помочь другим? Как жить, когда вокруг умирают от голода, как учиться в школе, если чернила замерзают, а на завтрак тебе положен лишь крошечный кусочек хлеба, а на обед вода, называемая супом? И тут же возникает странный вопрос, на который пытается ответить не одно поколение историков и журналистов: «Как же город выстоял?» Ответ на него лежит в судьбах людских.

Лидия Георгиевна Финашина – прихожанка нашего храма. Она житель блокадного города, участница оборонных работ, в начале войны ей исполнилось 16. Судьба ее и типична, и необыкновенна одновременно, быть может, как и судьбы миллионов других горожан. Я шла к ней с надеждой понять, что же двигало людьми того времени? Какими были они – дети блокадного Ленинграда?

Перед войной

Маленькая комнатка, большой стол, подоконник, заставленный цветами. Тихо, тепло, уютно. Хозяйку квартиры трудно назвать старушкой, высокая, стройная, глаза глубокие ясные. В разговоре с ней разница лет словно исчезает.

На одной из стен – большое изображение Афона, а вверху висят старинные фотопортреты в рамках. Я подхожу ближе и внимательно их рассматриваю.

- Это мамочка, - голос Лидии Георгиевны делается чуть тише, - а это тетя моя Ираида, сестра ее, на Полтавщине жила. У нее страшная судьба. Ираида тяжко болела, и немцы уничтожили всю больницу, всех, кто там, был, вывезли и расстреляли. Ее дочь до сих пор забыть не может этого. Старенькая, больная, а в Бога не верит, говорит: «Как он мог это допустить, если есть?» Пути Господни неисповедимы, он всякого зовет к себе, но жаль, если она так и не поверит. – Лидия Георгиевна тяжело вздохнула – Грехи наши часто поверить не дают.
- Лидия Георгиевна, расскажите немного о своей семье.

- Да что рассказывать, мы простые люди.

…Лидия родилась в 1925 году. Безумное, лихое время, слом старых ценностей. Позади – гражданская война, впереди - годы безбожных пятилеток, репрессии, гибель тысяч людей, и новая страшная война.
Ее отец – Георгий Сергеевич - простой рабочий, один из тех самородков, которых постоянно рождает земля русская. Его с детства тянуло к машинам, хотелось узнать принцип работы того или иного механизма. И хоть он специально не учился, где своим умом, где по книгам изучал сложную науку механику. В начале 20-х Георгия как лучшего специалиста отправили в Майкоп сопровождать небольшую партию тракторов, и на месте обучать людей работе с ними. Там он и познакомился с Анной, своей будущей женой. Венчались они уже в Питере, в Крестовоздвиженском соборе, старостой которого был его отец. 

… Тихо, сокровенно звучит голос, словно ручеек журчит. Лида сидит на кровати, но не спит, жадно ловит каждое слово. Это бабушка рассказывает ей из Евангелия. Странное у бабушки имя – Синклитикия. Девочка не сразу даже научилась его произносить. И речь ее, кажется такая простая, но что-то тревожит детскую душу, отчего сладко и жутко становится на сердце. Живо встают образы войны: когда брат идет на брата… страшно… Бабушкино Евангелие интересное – с одной стороны непонятные церковнославянские слова, с другой перевод на обычный язык. Лидия знает некоторые буквы, но пока не читает. Завтра они пойдут в Храм и, скорее всего, в ее любимый, Святой Троицы, что на углу Марата и Стремянной. Он весь в мозаиках, сказочный, нарядный. А напротив дом с башенкой, где той же мозаикой выложена непонятная надпись «Троицкая школа и книжный склад Общества распространения религиозно-нравственного просвещения». Как любила Лидия церковь Святой Троицы! На цыпочки вставала, чтобы поцеловать иконы. Словно Сам Господь тогда касался сердца ребенка. Бывали они и в родном Крестовоздвиженском соборе, где ее крестили …

Пройдет время… и не будет больше этих храмов. На месте Троицкой церкви появится общественная баня. Крестовоздвиженский собор будет закрыт в 1938 году, но Лидию это уже не будет волновать…

- Знаете, в 12 лет, в 1937, я решила, что Бога нет. Это нам внушали в школе. – взгляд Лидии Георгиевны затуманился, – я виновата, очень виновата пред Ним.

Она тихо продекламировала:
- Сказали в школе: «Бога нет»
Сказали в школе: «Это сказки»
Стал холоднее солнца свет,
И жизни потускнели краски.
Погас лампады огонек,
Затихла детская молитва,
Душа томилась малый срок,
Затем смирилась и… привыкла.

Но я тогда не чувствовала душевной трагедии. Я была весела, радостна и довольна. Еще бы: ведь я живу в самой счастливой стране, свободной и сильной. Весь мир с надеждой смотрит на нас и ждет, что с нашей помощью на всей земле наступит коммунизм. Родители наши, бабушки и дедушки знали больше, и вероятно, молились, как знать, не они ли спасли нас…

… Георгий Сергеевич вернулся из командировки, так говорили детям – Лиде и ее брату Алику. Отец и раньше уезжал. Однажды, в благодарность за то, что он устранил сложную поломку и запустил динамо-машину на Волховской ГЭС, ему дали своеобразную премию - целый бидон сметаны. Но сейчас… его лицо было совершенно белым, как стена, нет даже белее. Он был точно снятый с креста. Мать поспешно сгребла в ладонь золотые часики и цепочку, как можно незаметнее сунула все это в руку сопровождавшего отца человека. «Вот, возьмите, только не забирайте его больше!». Тот молча положил все в карман и ушел. Позже Лидия узнала: отец был арестован. В стране проводилась «работа» по изъятию золота у населения, кто-то позавидовал счастливой жизни семьи, и случилось страшное. От детей это скрыли… Они не должны были знать, и они по-прежнему жили в самой счастливой стране мира…

- Лидия Георгиевна, Вы помните начало войны, блокады? Как все началось? Сейчас я объясняю стойкость жителей, тем, что многие тогда обратились к Богу, молились. Моя бабушка тоже была в городе в то же самое время, что и Вы, в 1941-1942 годах. Она никогда не говорила мне об этом периоде своей жизни.

- Она правильно делала. Я сама стала рассказывать обо всем недавно. Хотя мне повезло. Я не знаю, чьи молитвы спасли нашу семью, и для чего Бог хранил меня. Блокадное время – страшное. Быть может, это искупление грехов, проверка силы духа. Но про себя я могу сказать точно – я не молилась!

…Война пришла в жизнь Лидии внезапно. Еще 21 июня ее подруга Ирина с жаром делилась впечатлениями о занятиях танцевальной группы во Дворце пионеров. Лидия мечтала о совместном выступлении (она посещала хоровой кружок), строила планы, еще бы ведь танцевальная группа должна была участвовать в физкультурном параде в самой Москве! А 22, как раз тогда, когда Лида хотела поехать с братом и его друзьями на Кировские острова, от Ирины она узнала о нападении гитлеровской Германии на СССР. Часы военного времени начали свой отсчет.

… По Лиговскому проспекту шли колонны бойцов, с утра до вечера. Шли воины - добровольцы. Еще вчера можно было видеть лица этих людей на стадионах, улицах, в трамваях и кинотеатрах, а сейчас они шли защищать свою Родину, город, близких и вот этих самых ребятишек, толпившихся у края мостовой. Лица бойцов серьезны, но это не мешает им ласково отвечать на слова детей, улыбаться девушкам. Малыши кричат: «Дяденьки, до свидания! Бейте немцев!» Те, кто постарше, выпрашивают у родителей деньги, достают из копилок свои сбережения, покупают шоколад, конфеты, мороженое, блокноты, и радостные, раздают все это богатство бойцам.

Лидия стояла и смотрела на идущих, радость охватывала ее душу: «Должно быть ни в одной стране мира нет такого хорошего теплого отношения народа к своей армии. Нет, и не может быть! Слишком разные задачи у Красной Армии и армий империалистических стран!» Как хотелось Лидии тогда помочь хоть чем-нибудь этим бойцам!

- Тогда я была физически здорова, и меня почти сразу мобилизовали - сначала на рытье противотанковых рвов на Средней Рогатке, затем на строительство танковой дороги в Красном Селе, чуть позже я рыла окопы в селе Горелово.

… « Вы смотрите: может быть воздушный налет, - жестко, отчетливо звучали слова инструктора, - тогда ложитесь в вырытый окоп и замрите».

Лидия слушала очень внимательно, но она тогда и понятия не имела, что это такое «воздушный налет». Когда же все случилось, то она оказалась просто не готова. Окоп вырыть не успела. Немецкие самолеты летали над самой землей и сбрасывали бомбы. Защиты не было: ни зениток, ни убежищ. Девушка уткнулась лицом в раскопанную землю. К горлу подкатывал ком, чего было больше в ее чувствах: ненависти к оккупантам или страха и боли. Что-то зашипело совсем недалеко от нее. «Они нас сейчас всех убьют. Что может спасти? Что?» Она встала и пошла по дороге в сторону Стрельны. С удивлением Лида увидела, что так сделали почти все. Словно во сне она слышала громкий голос, раздававшийся из громкоговорителя: «Немедленно возвращайтесь! Кто не вернется, будет судим по законам военного времени!». Девушка шла, тихо повторяя про себя: «К школьникам это не относится!».

…В августе отец устроил Лидию на завод ЛМЗ №2, где сам был начальником цеха. Завод делал противотанковые снаряды. Девушка работала в ОТК, выбраковывала сталь.

…Пресс Брюнеля - механизм несложный. Крутишь рукоятку, это нагнетает масло. Маленький шарик вдавливается в плоскую поверхность снаряда. Затем надо определить диаметр ямки и выбить маркировку – твердость стали данной партии. Лидия старалась быть предельно внимательной, чтобы, не дай Бог, не ошибиться.
Город бомбили теперь постоянно. Вражеские снаряды падали и недалеко от завода, из-за чего бывало на несколько минут гас электрический свет. Посторонних разговоров в цехе почти не было. Лишь иногда старшие девушки рассказывали о своих женихах, которых проводили на фронт.

- Лидия Георгиевна, почему Вы ушли с завода?

- Так решила моя семья. Мама хотела, чтобы я получила образование, а для этого надо было учиться. Я была против. У меня - рабочая карточка, а так я становилась нахлебником в семье. Голод уже начинался, хотя самое страшное было впереди. К тому же, мне хотелось быть сопричастной общему делу освобождения Родины от врага.

…К концу ноября 1941 года все замерзло. Что это: заморозки или уже пришла зима… Лида сидит на краю кровати, и смотрит вниз. Вчера, 27ноября отец сдал ее рабочие карточки. Теперь ее норма хлеба – 125 граммов, также как у мамы, бабушки и брата. Мама ушла в 5 утра: пытается выкупить по карточкам оставшиеся продукты. В магазинах - страшная давка. Что делать, у всех положение одинаковое. Людям надо чем-то поддерживать жизнь. Лидия тяжело вздохнула. «Ну что ж, маме, может, еще и повезет, к тому же и отцу удалось достать немного касторового масла и олифы. На этом можно жарить хлеб. Эх, достать бы еще, как бы это поддержало! Как холодно…и электричества нет… Но надо жить и помогать другим».

… День 3 декабря выдался необычным. Вечером пришла тетя Лиза, живущая неподалеку, и сразу с порога: «Поздравляю с именинницей». Лидия схватилась за голову: «Боже, у мамы же сегодня день рождения и именины. Как это я забыла?». Немедленно был накрыт стол: белая праздничная скатерть напомнила о далеких мирных днях. Немедленно явилось на стол и «праздничное вино» (черная сладко-горькая жидкость, собранная после пожара на Бадаевских складах). Каждый получил по крошечному кусочку хлеба с вареньем. Шикарно! Тетя Лиза спросила, указывая на черную жидкость: «А что это?» Лидия с невозмутимостью ответила: «А это мы из лужи собрали». Все вокруг заулыбались..

… В декабре на людей стало страшно смотреть: серые худые или опухшие лица, отрешенные глаза. Каждый день Лидия видела, как мимо их дома эти истощенные голодом люди везут гробы, ящики, просто саночки с телами умерших родных, по направлению к Волковскому кладбищу. Ей казалась, что эта вереница с каждым днем делалась все длиннее. Лидия слышала от кого-то, что каждый день умирает 16 тысяч человек, но ведь и это число с каждым днем увеличивается. Это было мучительно. Еще более мучительно видеть глаза людей, бесцельно простоявших в очередях с 4-5 утра до самого вечера. На улице темно, метет снег, а к горлу подступают рыдания, покачиваясь, люди плетутся домой, где их ждут голодные рты. Когда же это кончится?
Она сидела за столом и писала: «Это наверно как кризис в болезни. Хуже не будет. Это надо пережить, потом все наладится… скорей бы. А то сил становится с каждым днем меньше. Мне стыдно писать это, здоровой 16-летней девушке». Здоровой. Она провела ладонью по лицу. Оно опять опухло. «Это наверно от воды – пронеслось в голове. – Боже, какими глазами смотрит Алька на несчастный кусочек хлеба, который мама делит на дольки. А папа…весь сгорбленный, он выглядит совершенным стариком, на работу ходит с палочкой, а ему ведь 46! Мама совсем больна, сердце… Транспорта нет, и ей приходится каждый день ходить пешком на работу в капеллу, а это так далеко. Зачем из-за школы я бросила завод, зачем?» Слезы подкатывали к горлу. Она прислушалась… Мертвая тишина. Мертвый город. Ни звона трамвая, ни сигнала автомобиля, ни гудка паровоза, ни звука человеческого голоса… Дома тоже тишина, радио молчит. Лидия с надеждой посмотрела на него: «Сказали бы хоть что-нибудь ободряющее». И вдруг словно исполняя ее желание, радио ожило, голос диктора громко проговорил: «Послушайте статью: зверские издевательства фашистских палачей над…» . Слова резали ее сердце как нож: «Господи! Нет пусть уж лучше тишина!».

Ночью ее разбудили гулкие раскаты. Обстрел… Разрывы снарядов где-то совсем близко. Лидия машинально отсчитывает секунды. Взрывы следуют один за другим через 20 секунд. Она лежала и думала: «Боже, где-то рядом умирают люди. Когда-нибудь придет и наша очередь. Как не хочется умирать! Убежать бы куда-нибудь в лес, в поле, к природе. Сейчас, именно сейчас слышать шум деревьев, обнимать их стволы и протягивать руки к теплому солнцу – какое это счастье! Неужели никогда, никогда!..» -
А в комнате холодно, темно, и за окном зима, снег и смерть.

- Лидия Георгиевна, как Вы учились в блокадном Ленинграде? Неужели все уроки были?

- Были почти все уроки, и распределение по классам сохранялось. Более того, если какой-нибудь учитель не приходил, пытались найти замену. Мешали учиться обстрелы, и, конечно, голод и холод. Потом мы помогали городу, чем могли, поэтому иногда не все уроки были.

… 24 декабря, как всегда, был артобстрел, поэтому занятия проходили в убежище. Лишь к пятому уроку дети и учителя поднялись в классы. Немного осталось учеников. Кто работает, кто ослаб от голода. Нет и подруги Лидии Ирины. Она дома. Их семья живет только на пайку, и девушка уже с трудом ходит. Другая ее подруга – Маргарита – вечная оптимистка - не унывает ни при каких условиях. Опять воздушная тревога. Свист, удар, еще удар, и еще. Три бомбы… Пол закачался под ногами. От страха Лида и Маргарита прижались друг к другу. Как оказалось, бомбы разрушили несколько домов совсем близко от школы. Девушки выбежали на улицу. Мимо несли раненых. Развалины были уже оцеплены. Через пять минут - новый сигнал тревоги. И так каждый день: обстрел начинается в 12-13 часов, а кончается в 17-18.

… В январе прекратилось водоснабжение. Теперь воду надо было набирать самим. Сначала ее брали из люка с помощью консервной банки, прикрепленной к шесту. Но потом все замерзло. Воду брали из Обводного канала. Она была желтая и мутная. Иногда растапливали чистый лед и снег. Но его с каждым днем все труднее было найти. Канализация не работала, и люди выбрасывали нечистоты прямо на улицу.

… Маленькая девочка стояла у лестницы, ведущей наверх. В ее руках - кастрюлька, наполненная снегом. Подняться ребенок не мог. С мольбой смотрела она на худую шатающуюся от слабости женщину, что спускалась вниз. Глаза их встретились. Лидия поняла: «Надо помочь во что бы то ни стало». Она забрала у девочки кастрюльку, но та все равно не могла идти. Тогда Лида взяла ребенка на руки. Боже, какое невесомое тельце - казалось, под одеждой нет ничего. Но как тяжело, даже с такой ношей подниматься наверх. Позже Лидия узнала: в этой квартире умерли все, в том числе и эта девочка.

- Лидия Георгиевна, когда же появился просвет? Может быть весной стало легче?

- В самом конце января был очень небольшой период времени, когда хлеб можно было достать, простояв в очереди не более двух часов. Один раз в нашем магазине (каждый дом был прикреплен к определенному магазину) выдали крупу по 400 гр. на человека и масло. Потом снова начались перебои. В самом конце зимы нас, всех, кто мог двигаться мобилизовали на уборку города. Надо было очистить его от нечистот, пока все это было в замерзшем состоянии, иначе по весне могли начаться эпидемии. У каждого был лист, где отмечалось, какую работу он сделал. Тогда ранней весной я тяжело заболела и была на грани жизни и смерти.

… Лидия лежала и смотрела в потолок. Слабость была во всем теле. Она опять выжила. Жива вся их семья. Как будто кто-то хранит их. Кто и зачем? Она не задумывалась тогда над этим. С усилием вспомнила все произошедшее… Снег почти сошел, ласково пригревало весеннее солнце. Она шла на Волково кладбище за капустными кореньями. Капусты не нашла, зато собрала корни лопуха, что тоже было неплохо. Но, вероятно, среди них оказалось и ядовитое растение. Высокая температура, бред, дикая боль, но она снова жива. Чувствовалось приближение настоящей весны. «Все будет хорошо!», как будто кто-то ласково шептал ей на ухо. Она заснула.

Лидия Георгиевна опять стала работать, но теперь медсестрой. Она ходила по квартирам, регистрируя, кто из детей, находящихся на учете в поликлинике кто жив, кто умер, кто пропал без вести. Давала несложные консультации по уходу за детьми. Это Антонина, их соседка по дому устроила ее на работу. Однажды она пришла отдать долг 50 гр. хлеба. Лидия открыла, но от слабости стоять не могла, тихо сползла вниз по стене. Антонина пожалела девушку, и вот теперь Лида снова при деле, и каждый член их семьи имеет в день на 25 гр. хлеба больше. Боже, как много пустых, открытых квартир, как страшно заходить в них! Что ждет девушку за той открытой дверью? Но она была рада этой работе.

Летом мать Лидии Георгиевны получила приказ из НКВД выехать в трехдневный срок из Ленинграда «в интересах безопасности государства». Во время гражданской войны ее брат воевал на стороне Белой Армии, был ранен и, в конце концов, оказался в Париже. Семью вынудили отречься от него, это была обычная практика тех лет, но в органах периодически «вспоминали», что Анна Ивановна - сестра белоэмигранта. Вот и теперь надо «выехать в трехдневный срок», несмотря на то, что ее мать сильно больна. Бабушка Синклитикия была плоха, она не могла передвигаться, ноги сильно распухли. С тяжелым сердцем Лидия и Анна Ивановна оставляли город. Они выехали вместе с детским домом, как воспитатели. Быть может, именно эти больные измученные дети помогали отвлечься от мрачных мыслей. Детский дом эвакуировали в Ивановскую область, в город Пучиж. Все, о чем мечтала Лидия, сбылось: синее небо, изумрудная трава, солнце светит в глаза, поля, засеянные льном, две реки, сливавшиеся у самого города в единое русло. А главное, нет войны: артобстрелов, сигналов воздушной тревоги, нет постоянного ощущения близкой смерти.

- Это были самые удивительные, светлые годы моей жизни. Я чувствовала, что нужна детям, что могу быть полезной. Мы с мамой и другими воспитателями пытались отвлечь их, развеселить. Ох, как не легко это было! Но это уже совсем другая история.

… Бабушка Лидии Георгиевны Синклитикия умерла в Ленинграде, в день Покрова Богородицы, 14 октября. Господь призвал верную рабу свою в великий праздник, быть может, в этом есть и некий знак. О месте ее захоронения известно, лишь, что оно на одном из братских кладбищ. Отцу же удалось организовать ремонтную бригаду, и они чинили технику в прифронтовой полосе. Паек у него был, как у военного. Он пережил войну и умер в мирное время, окруженной заботой любимой жены и детей.

Я уходила от Лидии Георгиевны со смутным чувством, что все же что-то я поняла. Она была простая обычная девушка, школьница, ее мысли и стремления были такими же, как и мысли многих других детей и подростков. Они все любили свой город, свою страну. Они верили в Победу, в свое спасение и хотели жить. Взрослые знали больше о положении в стране, но тоже хотели одного: победить врага. Разве можно не любить свою Родину? Пусть даже не все в ней благополучно. Разве мы не любим свих родителей, когда они болеют, страдают? Любить свою страну как любишь мать, как самое дорогое - не есть ли это то, что даровано нам самим Богом. И, быть может, именно эта любовь спишет нам многие грехи.

Лидия Шундалова,

По материалам газеты "Воздвижение"