Столетие Русского Исхода

Ровно 100 лет назад,13-16 ноября 1920 года, сотни тысяч людей покинули Россию.

Генералы, офицеры, солдаты, казаки, священники и профессора, члены их семей, простые беженцы… Как будто крупный город снялся с места и уплыл из России. Можно сказать, Белый Китеж переместился в дальние края… О Русском Исходе рассказывает Дмитрий Володихин.

Что такое «Русский Исход»? Отъезд за границу тех, кому не милы советская власть и правительство большевиков? Но таких отъездов было множество. Иногда маленьких, никому не заметных: собрал человек харчи, накопил денег, нанял проводника и встал на маршрут, скажем, из охваченного голодом революционного Петрограда в Финляндию… Но порой и масштабных. Таков прорыв белых на ледоколе «Козьма Минин» и пароходе «Ломоносов» со сданного ими Русского Севера в Норвегию; или, например, отплытие эскадры в 30 кораблей из Владивостока осенью 1922 года. В обоих случаях от «карающей длани» новых властей спасались тысячи беглецов.

Прощальная речь главнокомандующего барона Врангеля

Посадка белых войск на транспорты в Керчи

Уходит Белая Россия

А с помощью знаменитого «философского парохода» советская власть по собственному желанию избавилась от неугодных: сотня ученых и писателей была выслана по морю в Германию. Тоже ведь своего рода исход…

Много было исходов, но Исход — один.

А именно Крымский, произошедший на закате 1920 года. Красная армия и махновцы стремительно вливались на просторы полуострова. Белый Крым агонизировал. Многим из тех, кто ранее нашел там пристанище, в течение нескольких дней, а то и нескольких часов пришлось решить для себя, остаются они или уплывают вместе с Русской армией Врангеля, только что раздавленной превосходящими силами неприятеля. И в ноябре-декабре путешествие вдаль от родных берегов предприняли, по официальным данным, около 150 тысяч человек на 126 судах. Возможно, больше. Цифра впечатляющая. Даже владивостокская эвакуация вывела из зоны досягаемости большевиков раз в пятнадцать меньше народу!

Эвакуация Белой армии из Kрыма в 1920 г.
 

Уход русских военных кораблей из Евпатории

Казаки отправились страдать от голода и холода на греческий остров Лемнос, армейцы бедовали в большом лагере близ турецкого городишки Галлиполи, белые моряки отправились вести нищенский образ жизни в тунисский порт Бизерту. Жители провинциального североафриканского городка с изумлением увидели настоящий боевой флот у своих пристаней: два линкора, два крейсера, новенькие нефтяные эсминцы, подводные лодки, громадный транспорт-мастерская «Кронштадт», десятки других судов… По разным местам раскидала Крымская эвакуация Русскую армию и многое множество гражданских лиц. Многие ждали: еще вернемся, еще сразимся под знаменами Белого дела, не всё потеряно!

А десятки тысяч оставшихся в Крыму — тех, кто понадеялся на милость соввласти, — ожидала лютая расстрельщина. Самая безжалостная, самая масштабная изо всех карательных акций, волна за волной обрушивавшихся на нашу страну с 1917 года. Историки называют разные цифры: 50 тысяч, 70 тысяч и даже 80 тысяч жертв. Выбрать самую «скромную» из них — и та будет ужасна.

Никакой иной акт расставания белых с Родиной не сплачивал столь значительное число людей. Ни на одном фронте Гражданской войны поражение не вызывало таких последствий.

И нигде наивные люди, ждавшие милосердия от победителей, не испытали подобных ужасов.

Но Исходом с большой буквы оставление России через крымские врата называют далеко не по одной лишь причине его многолюдства и не только из-за трагедии, разразившейся сразу после него. Есть и другая причина.

Эвакуация из Крыма, ноябрь 1920г.

Те, кто вышел из Белого Крыма, отличались от беженцев из прочих областей, опаленных Гражданской войной, не столько количеством, сколько качеством. В этом всё дело.

Исход избрали, по словам белого поручика-артиллериста Сергея Туржанского, «те, кто никогда не найдет общего с большевиками языка», т. е. «квинтэссенция контрреволюционного элемента». В первую очередь — непримиримые добровольцы. Точно так же смотрели на суть Исхода представители «пролетарской диктатуры». По их словам, в Крыму времен барона Врангеля сконцентрировался самый последовательный «контрреволюционный элемент». Те, кто не хотел примирения с новой властью ни при каких обстоятельствах. Не по драчливости, не из-за каких-то материальных интересов или эстетических разногласий, а из-за того, что видел в ней беспросветное зло. Бесовщину. Тьму.

Те, для кого «старый порядок», то есть православная Империя с царем — помазанником Божьим во главе и русской культурой в основе общественного быта, выглядел, при всех, быть может, недостатках, все-таки цитаделью нормальной человеческой жизни. Местом, где сила — не главное, выше нее стоит забота о душе, о ее спасении. Местом, где народ — через Церковь — прочно связан с Господом Богом.
 

Казаки на борту эсминца Гневный Крым. 1920 г.
 

Новая власть принялась разрушать это место. Для начала сокрушила защитников старой России, а затем, сноровисто закатав рукава, принялась перекладывать в стране каждую стенку кирпич за кирпичом. Утопия, воплощавшаяся в жизнь многолетними усилиями, уже тогда, в 1920-м, очень многим казалась адом на земле, и вот они-то в первую очередь не захотели жить в аду. А потому ушли из России, когда старая Россия скончалась, а на месте новой вспухли бесконечные гекатомбы.

Эти сто пятьдесят тысяч беженцев влились в русскую эмиграцию, во-первых, как живой запал непримиримости к большевистскому режиму и, во-вторых, как живая чаша, в которой старая Россия еще оставалась жива. Они влияли на общественную мысль, хранили культуру, обычаи, даже старую речь, быстро обернувшуюся новоязом в стране победившего лозунга. Они с необыкновенной бережностью относились к исторической памяти, надеясь, что когда-нибудь смогут ее вернуть новым поколениям русских. Они холили и лелеяли старинную церковность. В той же Бизерте, например, новый православный храм был возведен русской общиной к осени 1938 года. Что творилось тогда с храмами России советской?!

Уходит Белая Россия

Они, наконец, слагали стихи о высокой трагедии страны — и о своей личной, связанной с исчезновением отечества.

Один из тех, кто покидал Тавриду в 1920-м, белый поэт Николай Туроверов, выразил боль расставания с родиной, которая безвозвратно исчезает у тебя за спиной:

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы все мимо, мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.

Художник Щемелев Л.Д. Прощание с Родиной
 

А в наши дни те остатки старой России, совершенно другого мира, отличающегося от нашего и в мелочах, и в главных смыслах, мира, сохраненного наследниками Исхода, пришли к нам и смогли исполнить давнюю мечту беглецов 1920 года: кое-что передать нам.

Вот слова одного молодого современного общественного деятеля, встретившегося с архиепископом Женевским и Западноевропейским Михаилом, наследником Исхода по прямой:

«Потомок русского казака, вынужденного покинуть Россию после революции и Гражданской… Мне повезло отвозить владыку в аэропорт, когда вылетали из Москвы, и он стал первым увиденным мной вживую русским, который не знал на своем личном опыте, что такое Советский Союз. Русский, который хоть и прожил всю сознательную жизнь вдали от Родины, но которого совершенно не коснулась советизация нашей нации, нашего сознания, этот страшный социальный эксперимент. И вот что я вам скажу, братцы. Другие люди… Другая речь. Другое мышление. Другие манеры. Всё немного другое. Более глубокое какое-то. Более утонченное и в то же время совершенно простое, естественное».

«Белая Россия. Исход». Картина народного художника России Дмитрия Белюкина

Не было бы Крымской эвакуации, не случилось бы этой встречи и многих тысяч таких — России нынешней и России старой.

Исход сохранил для нас дореволюционную русскую культуру в ее первозданном виде. Ничего не надо выдумывать, не требуется романтических мифов, когда потомки крымских беглецов живы и готовы делиться своим духовным наследием.

И еще одно. Как много зазвучит голосов: «До чего же хороша была советская Россия, которую мы потеряли! Какой там был рай! И как всё злодеи растоптали! Неуважение к собственной истории… предатели… каленым железом… возродить… запретить… и т. п.». Но за окном — не девяностые. Страна уже идет по иному пути и на прежний не вернется. Сложилось сообщество людей, которые не поддавались и не поддадутся очарованию багровых знамен. Так вот, они отмечают событие, состоявшееся 100 лет назад и подарившее нашему времени твердые свидетельства того, как из этого «рая» бежали в ужасе и омерзении сто пятьдесят тысяч русских людей. Те, кому выпал счастливый шанс — бежать.

Так не пора ли склеить позвонки двух столетий — двадцать первого и девятнадцатого — переболев двадцатым и счастливо излечившись от него?

Дмитрий Володихин

ФОМА